Настоящая брошюра призвана хотя бы в некоторой степени восполнить существующий пробел в православной научно-популярной литературе. В ней рассматривается христианское учение о духе, душе и теле человека. Раскрывается связь этого учения с вопросом о цели христианской жизни. В брошюре содержится попытка подтвердить мысли святых Отцов о душе данными современной науки.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги О нашей душе: святые Отцы о душе (Н. С. Посадский, 2009) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Все части естества человеческого были созданы от персти земной, и Адам был создан действующим животным существом, подобно другим живущим на земле одушевленным Божиим созданиям. «Но вот в чем сила, что если бы Господь Бог не вдунул потом в лице его сего дыхания жизни, то есть благодати Духа Святаго, возводящего его в богоподобное достоинство, то был бы он подобен всем прочим созданиям, хотя и имеющим плоть и душу, принадлежащие по роду их, но Духа Святого внутри себя не имущим. Когда же вдунул Господь Бог в лице Адамово дыхание жизни, тогда-то, по выражению Моисееву, и бысть Адам в душу живу, то есть совершенно во всем Богу подобную и такую, как и Он, на веки веков бессмертную» (преподобный Серафим Саровский).

Это дыхание жизни и есть высшее начало в человеке, то есть его дух, которым он безмерно возвышается над всеми другими живыми существами. Потому хотя душа человеческая во многом сходна с душой животных, но в высшей своей части она несравненно превосходит душу животных, именно благодаря сочетанию своему с духом, который от Бога. Дух человека является как бы связующим звеном между телом и душой.

Значит, тело и душа – это еще не весь человек, вернее сказать, – не полный человек. Над телом и душой стоит еще что-то высшее, а именно дух, который часто выступает в роли судии и души, и тела и дает всему оценку с особенной, высшей точки зрения.

Дух от Бога, сочетавшись с душой животных, возвел ее на степень души человеческой, и стал человек двояк.

«Душа животная, где чувства, где раздражение и вожделение, делает нас малым чим выше животных, а дух являет нас малым чим умаленным и от Ангелов. Человек обладает духом, которого истинная жизнь есть жизнь в Боге. Дух, – говорит святитель Феофан Затворник, – как сила, от Бога исшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в Нем одном находит покой. Неким духовным, сокровенным чутьем удостоверяясь в своем происхождении от Бога, он чувствует свою полную зависимость от Него и сознает себя обязанным всячески угождать Ему и жить только для Него и Им, и освящать животную часть души и самое тело до бесстрастия».

Дух человека, по святителю Феофану, есть «орган богообщения, Бога сознающая, Бога ищущая и Богом живущая сила. Существенные черты его – сознание и свобода, движущие его начала суть вера в Бога, чувство всесторонней зависимости от Него и уверенность в Нем. Проявления жизни его суть страх Божий, действия совести и жажда богообщения, выражающаяся (с внешней стороны) недовольством ничем тварным. Это и есть то дыхание жизни богоподобной, которое вдохнул Бог при творении первозданного, и которая возвращается к Богу по смерти, по Екклесиасту».

Святитель Лука Войно-Ясенецкий пишет: «У человека душа гораздо выше по своей сущности, ибо участвующий в ее деятельности дух несравним с духом животных. Он может обладать высшими дарами Святого Духа, которые святой пророк Исаия (11, 1–3) называет духом страха Божия, духом познания, духом силы и крепости, духом света, духом разумения, духом мудрости, Духом Господним или даром благочестия и вдохновения в высшей степени.

Дух и душа человека нераздельно соединены при жизни в единую сущность; но можно и в людях видеть различные степени духовности. Есть люди «духовны», по апостолу Павлу (1 Кор. 2, 14).

Есть… люди – скоты, люди – трава, есть и люди – ангелы. Первые мало чем отличаются от скотов, ибо духовность их очень низка, а последние приближаются к бесплотным духам, у которых нет ни тела, ни души.

Итак, душу можно понимать как совокупность органических и чувственных восприятий, следов воспоминаний, мыслей, чувств и волевых актов, но без обязательного участия в этом комплексе высших проявлений духа, не свойственных животным и некоторым людям. О них говорит ап. Иуда: Это люди душевные, не имеющие духа (Иуд. 19).

В самосознании при жизни жизнь духа тесно переплетается с теми психическими актами, которые общи человеку и животным, то есть с органическими ощущениями и чувственными восприятиями: эти последние, в свою очередь, неразрывно связаны с жизнью тела, особенно мозга, и исчезают со смертью тела. Поэтому примитивная душа животных смертна как смертны и те элементы самосознания человека, которые исходят из умершего тела (органические и чувственные восприятия)».

В душе есть страх Божий – это благоговейный трепет перед величием Божиим, неразрывно связанный с неизменной верой в истину бытия Божия, в действительность существования Бога как нашего Творца, Промыслителя, Спасителя и Мздовоздаятеля.

Как необузданный конь, сбросив узду со своих уст и свергнув всадника со своего хребта, несется быстрее всякого ветра и бывает неприступным для встречающихся, так и душа, отвергнув обуздывающий ее страх Божий и отбросив управляющий ею разум, бегает по станам нечестия до тех пор, пока, стремясь в бездну погибели, свергнет в пропасть собственное спасение.

Дух содержит чувство Божества – совесть и ничем неудовлетворимость.

Совесть – это внутреннее чувство, определяющее ценность, духовность, законность, долг, мораль, этику как отдельных индивидов, так и всего человечества. Это оценка действий с точки зрения добра и зла, необходимой и всеобщей.

Совесть – это дивное отображение Божества в человеке. Бог начертал в душе человека требования Своей святости, правды и благости, поручив ему самому наблюдать за исполнением их и судить себя в исправности или неисправности. В Святом Писании совесть именуется «соперником», так как она всегда сопротивляется нашей злой воле.

Совесть есть естественный закон, просвещающий ум и показывающий ему, что добро и что зло. Бог, творя душу человеческую, всеял в нее семена всех добродетелей. Для их правильного возрастания необходимо воздействие со стороны Бога. Но при наличии свободной воли человек может сам решать: принимать или нет эти благодатные воздействия. Вот тут и должна проявить себя наша совесть.

Совесть указывает человеку, что право и что неправо, что угодно Богу и что неугодно, что должно и чего не должно делать. Но и не только указывает, а и понуждает человека исполнять указываемое, причем за исполнение награждает утешением, а за неисполнение наказывает угрызением. Совесть есть наш внутренний судия – блюститель Закона Божия. Недаром совесть называют «гласом Божиим» в душе человека.

«Совесть имеет естественное стремление к Богу и есть книга велений Божиих. Если не слушаемся совести, то наш светильник, сияющий за завесой (воли греховной), показывает вещи уже темнее и темнее, и как в помутившейся от многого ила воде мы не узнаем лица своего» (преподобный Иоанн Лествичник).

Авва Дорофей рассуждает о том, что следует всегда хранить свою совесть к Богу и не пренебрегать Его заповедями даже в глубине души, втайне. Также и к ближним нужно хранить совесть, то есть не делать того, что оскорбляет или соблазняет их делом, словом, видом, взором. Даже с вещами добрая совесть научает обращаться бережно, хранить их и не портить.

Сознавая себя обязанным угождать Богу, дух не знал бы, как удовлетворить сей обязанности, если бы не руководила в нем совесть.

Святые Отцы говорят: совесть во всех делах твоих употребляй вместо светильника, потому что она все дела твои в жизни, как худые, так и добрые, показывает совершенно.

«Совесть есть истинный учитель: слушающий ее не подвергается преткновениям» (авва Фалассий).

Жажда Бога – третье проявление духа в человеке. Ничем тварным и земным наш дух удовлетворяться не может, пока не обретет полного удовлетворения в Боге, к живому общению с Которым дух человеческий всегда сознательно или бессознательно стремится.

Таковы проявления духа в человеке, которые и должны быть руководящим началом в жизни каждого человека, то есть жить в общении с Богом, во воле Божией и пребывать в любви Божией, а это значит исполнять свое назначение на земле и наследовать жизнь вечную.

Преподобный Макарий Египетский говорит: «Тело без души мертво, и без духа душа мертва для Царствия Божия».

Тело, душа и дух человека находятся в известном взаимоотношении, и характер этого взаимоотношения определяется нравственным состоянием человека.

Сочетанием духа с душой животного в человеке произошло возвышение души, претворение ее в душу человеческую. Этим обусловлена в человеке многосторонность жизненных состояний (совокупности чувств, воззрений, правил), как «телесность», «душевность», «духовность» и промежуточных между ними. Тем же объясняется и двойственность побуждений человека в условиях земного существования: «одно тянет его горе, другое – до лу».

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Проф. П. И. Новгородцев

Существо русского православного сознания

Начиная свой знаменитый трактат «Об общественном договоре», Руссо предвидит вопрос: «разве он государь или политический деятель, если пишет о политике?» «Я отвечаю», говорит он, «что нет, и что именно потому я и пишу о политике. Будь я государем или законодателем, я не терял бы времени на то, чтобы говорить, что нужно делать; я бы делал это или молчал.» И он поясняет, что он пишет, как гражданин свободного государства, который имеет голос в общих делах.

Подобным же вопросом и подобным же ответом я мог бы начать настоящую статью. Меня также могут спросит: почему это я, будучи не духовным лицом, ни богословом, берусь говорить о богословских предметах. И я отвечаю на это: если бы я был духовным лицом или богословом, я проповедовал бы и поучал; но будучи только сыном православной церкви, я хочу лишь уяснить и понят, в чем существо той веры, которую я исповедую. Я хочу следовать совету св. Ансельма: credo ut intelligam— я верю для того, чтобы понимать, готовый, по его же наставлению, в случаях таинственности и непостижимости преклониться пред высшей тайной. Caput submittam! — как говорил он.

Но не ждите от меня богословских рассуждений или догматических толкований, какие нот бы дать изощренный в богословии, хотя бы и светский ученый. Я избираю для себя задачу, гораздо более скромную и более для меня доступную. Ведь православие, как и каждое другое религиозное исповедание, являясь определенной системой догматов и положений веры, в то же время ест и культурное творчество известного народа. Поэтому я рассматривать его можно не только с точки зрения догматической и богословской, но и с точки зрения культурно-исторической и религиозно-философской. Конечно, между богословско-догматической стороной известной религии и ее культурно-историческим выражением всегда существует необходимое соотношение: догматы отражаются в сознании и в жизни. Но столь же несомненно, что одна, и та же религия и даже одно и то же религиозное исповедание различными народами усваиваются различно. Подобно тому, как христианство столь разнообразно воспринято разными народами,

так и православие в разных местах понимается различно. Православные не только русские, но и греки, и сербы, и болгары и румыны, и абиссинцы. Но когда мы ближе сходимся на церковной почве с нашими единоверцами, мы тотчас же непосредственно ощущаем разницу их религиозного сознания и нашего. Очевидно, при единстве догматов может быть различное усвоение их, в соответствии с различием национальных характеров и культурных типов. Подобно каждому другому народу и мы, русские, вносим в понимание нашей веры особые национальные черты. Вот об этом то русском понимании православия я и хочу говорит в настоящем очерке. Но здесь с самого начала необходимо иметь в виду следующее. Если каждая форма религиозного сознания стремится быть близкой к своему первоисточнику, то в православии это стремление проявляется с особенной ясностью и настойчивостью. Русское православие, сколько ни носит оно национальный отпечаток, главную силу свою полагает в своей верности Божественной своей первооснове и первоначальным апостольским и святоотеческим учениям. Оно полагает, что существо его определяется прежде всего его соответствием с его вечной и всеобщей основой и что самая ценная особенность русского религиозного сознания заключается именно в том, что ему суждено было всего чище сохранить дух Христова учения. В этом смысле надлежит понимать все дальнейшие мои утверждения. Если я говорю далее об особенностях русского православного сознания, то центр тяжести я полагаю не в том, что это наше русское сознание, а в том, что это — сознание, оставшееся в некотором удивительном согласии с духом первоначального христианства.

Но как найти исходное начало для нашего рассмотрения? Как определить тот основной принцип, который православное сознание признает самым главным путем к Богу и самым важным залогом своего проявления и утверждения в жизни? Мы прекрасно знаем, каков основной принцип католичества и каков основной принцип протестантства. Для католичества таким принципом является прежде всего авторитет церкви, как учреждения; тут на первый план выдвигается организация, власть и дисциплина церкви, приемлющей на себя спасение людей. Самым характерным выражением этого принципа является идея теократии. Это прежде всего юридическое понимание христианства. В протестантском сознании на первый план выдвигается принцип свободы, принцип личного непосредственного обращения ве-

рующей души к Богу. Творческим началом и религиозной жизни, и религиозного сознания является личность. Тут в качестве главного пути религиозного сознания признается личная заслуга, личная ответственность человека перед Богом. Это по преимуществу этическое понимание христианства.

Но каков основной принцип православия? Хотя на это в русской литературе давно уже дан определенный ответ, но этот ответ все еще не приобрел общего признания ни среди православных, и тем более среди католиков и протестантов. И католики, и протестанты все еще смотрят на православие сверху вниз, как на нечто отсталое и несовершенное, и полагают, что православная церковь нуждается в известном исправлении, чтобы встать на настоящий путь. Для католичества это исправление должно состоять в воссоединении с единой истинной христианской церковью, каковою является церковь католическая; для протестантства оно должно выразится в реформации, т. е. в обновлении церковных догматов и церковной жизни на основе свободного индивидуального сознания. Где у вас организация и дисциплина, где практическое влияние на жизнь, спрашивают у нас католики. Где у вас свободный научный дух и сила нравственной проповеди, спрашивают протестанты. И приходится нам признать, что нет у нас ни католической дисциплины, ни протестантской свободы. Но что же у нас есть и какой положительный принцип можем мы указать, как самый существенный по православному воззрению и для устроения жизни, и для утверждения веры?

Я заметил выше, что этот принцип уже давно установлен в нашей литературе: это принцип взаимной любви всех во Христе. Согласно с этим принципом, не то самое важное в религиозной жизни, что она строится на авторитете церковной организации, как говорят католики. и не то. что она утверждается на основе свободы, а то что она порождается благодатью всеобщей взаимной любви. И церковная организация, й свобода верующего сознания необходимы по православному воззрению для создания религиозной жизни, но прежде их для верующих необходим дух взаимной любви, единение во Христе. Ни организация церкви, ни свобода верующего сознания не могут без этого получить правильного выражения. О истинно религиозной точки зрения они останутся бессильными и бесплодными, если не будут утверждаться, поддерживаться и восполняться даром взаимной любви, даром Божией благодати. Это прежде всего и по преимуществу религиозно-мистическое понимание христианства.

В этом русском православном созерцании прежде всего характерно то, как воспринимается и оценивается здесь начало любви. Во всех христианских исповеданиях заповедь любви является основной и определяющей, — без этого они и не были бы христианскими. Но в то время, как в других исповеданиях, особенно в протестантском, проявляется склонность придавать этой заповеди скорее моральный характер, в православии она получает подлинный религиозно-мистический смысл. По православному сознанию любовь есть больше, чем обычное свойство нравственно-доброй человеческой воли: любовь есть чудо. По удачному выражению одного духовного проповедника, она или порождается продолжительным воспитанием в себе чувства добра, или высекается страданием, посещающим человека, или вымаливается у Бога молитвою. И в качестве чуда, любовь в этом смысле и творит чудеса, и невозможное делает возможным. И именно потому, что это не человеческое лишь свойство, а дар свыше, дар Божией милости. Это не просто любовь, а любовь во Христе, просвещенная и перерожденная соприсутствием Божией благодати.

Но когда православное учение говорит о любви, оно полагает, что любовь в этом высшем религиозно-мистическом смысле, как любовь во Христе, носит в себе силу бесконечного расширения: в своем внутреннем идеальном существе и проявлении это любовь взаимная и всеобщая, связующая человека невидимой связью со всем человечеством. Любовь во Христе имеет это благодатное свойство возвышать отдельное человеческое сознание от единичности, оторванности и обособленности к соборности, целостности и вселенскости. Все эти понятия—любовь, соборность, целостность, вселенскость — для православного понимания однозначущи, каждое вытекает из другого, и все вместе они содержатся в понятии любви во Христе.

Но все эти понятия в русском православии получают еще и дальнейшее углубление в направлении связи и единства человечества. Благодатное творческое действие любви проявляется также и в том, что оно просветляет человеческое сознание чувством всеобщей и всецелой взаимной ответственности. Настоящая христианская любовь приводит человека к убеждению, что «всякий пред всеми, за всех и за все виноват». Это замечательное и глубокомысленное утверждение Достоевского как нельзя лучше раскрывает ту идею всеобщей солидарности и всеобщей ответственности людей друг за друга, которая так свойственна

православному сознанию. Подобно тому, как Христос совершил дело искупления всего человечества, а не отдельных каких либо людей и не одного какого-либо народа, подобно тому, как явление на земле, страдания, крестная смерть и воскресение Сына Божия имеют не только субъективное, моральное, но также и объективное, мировое значение, так высший жребий связал и дальнейшую судьбу человечества на земле единством реальной круговой солидарности и ответственности. Не может быть так, чтобы отдельные люди или народы только для себя приобретали заслуги и только за себя отвечали: все живут для всех и все отвечают за всех. В этом воззрении, в этом веровании пред нами снова обнаруживается глубочайшее отличие нашего религиозного сознания от католического и протестантского. Католическое понимание в деле спасения ставит на первый план посредствующую роль церкви, как учреждения; протестантское — выдвигает идею личной ответственности человека пред Богом и личной заслуги в деле спасения: каждый отвечает за себя и спасается силой собственной веры. Православное сознание, напротив, основано на убеждении в общей нравственной и религиозной ответственности каждого за всех и всех за каждого: тут в основе лежит идея спасения людей не индивидуального и обособленного, а совместного и соборного, совершаемого действием и силой общего подвига веры, молитвы и любви. И вот почему, согласно православному воззрению, любовь, как зиждущее начало веры и жизни, по природе своей носит в себе начала соборности и вселенскости. Только здесь, только в этом воззрении по настоящему преодолевается замкнутость индивидуализма, только здесь в корне побеждается состояние человеческого уединения и человеческой разобщенности. Что протестантизм индивидуалистичен, этого нет нужды доказывать, но не столь же ясно, что и католицизм не выходит из рамок индивидуализма. А между тем, несомненно, Владимир Соловьев был прав, когда в своем знаменитом докладе о средневековом мировоззрении он говорил, что существо этого мировоззрения приводит к идее индивидуального душеспасения. Церковь была здесь не столько всепроникающим нравственным общением, сколько возвышающимся над верующими учреждением, а потому и благодатные дары свои она считала возможным сообщать верующим не столько силою их внутреннего любовного общения во Христе, — что и составляет идеальную основу церковности, — а внешним актом церковных индульгенций, церковных установлений и предписаний. И в из-

вестном смысле эта средневековая традиция живет в католицизме и до сих пор. Ведь и сейчас церковное единство утверждается здесь на авторитете папы, на мощной организации и дисциплине, на политике и пропаганде, на дипломатическом искусстве иезуитов. Но при этих предпосылках и допущениях принцип церковности утрачивает свое подлинное существо, свой внутренний смысл н, простираясь вширь, теряет свою глубину.

Убеждение православной церкви в своем значении и вселенском призвании вытекает, напротив, не из веры ее в свои внешние ресурсы, а из веры в силу той истины, которую она исповедует. Христианская православная церковь имеет значение вселенской не потому, что у нее есть церковная организация и миссионеры, а потому что она носит в себе свойства всемирной и всепокоряющей истины. Православному сознанию чужда и непонятна практика католицизма, допускающего возможность уловлять в свои сети новообращенных внешними средствами дипломатии и пропаганды. Оно исходит из мысли, что обращение к истинной вере обусловливается ее внутренним совершенством, помощью Божией, даром Духа Святого. Есть у Аристотеля прекрасное выражение, объясняющее силу Божественного совершенства: κινεἶ οὐ κινούμενον , κινεῖ ὡς ἐρώμενον , — оно движет, само оставаясь неподвижным, движет, становясь предметом страстных стремлений. Таково свойство каждого совершенства, что ему не нужно приходить в движение, суетно волноваться и употреблять усилия, чтобы привлекать к себе души и сердца.

С этим связана известная пассивность, созерцательность православного сознания, и в этом отношении церковь православная и со стороны чужих, и со стороны своих подвергается иногда упрекам в односторонносги, в невнимании к земным, человеческим задачам. Как недавно еще утверждал Гарнак, церковь восточная, всецело обращенная к потустороннему миру, пренебрегла нравственным преобразованием мира здешнего и осталась на пути аскетизма и созерцательности, предоставив всю земную жизнь другим силам. Ранее Гарнака Владимир Соловьев в том же духе судил о православной церкви, когда он говорил: «Восток, православный в богословии и неправославный в жизни, понял богочеловечность Христа, но не мог понять богочеловеческого значения церкви. Для него церковь была только святыня , данная свыше в окончательной форме, сохраняемая преданием и усвояемая благочестием. И поистине это есть самое первое в церкви, но для Востока это было и первое и последнее. Для него

вся истина христианства, представляемая Церковью, была только над человечеством и прежде человечества. Но христианство есть истина богочеловечества, т. е. внутреннего единения Божества с человечеством во всем его составе. Церковь, или Царство Божие, не должна оставаться только над нами, быть только предметом нашего почитания и поклонения, — она должна быть также и в нас самих для всего человечества правящею силой и свободною жизнью. Церковь не есть только святыня, она также есть власть и свобода.» «Привязавшись всецело к божественным основам церкви», Восток «забыл о ее совершении в человечестве. Но если церковь основана, эго еще не значит, что она совершена, и что нам ничего не нужно делать для ее совершения.»

Против этих упреков необходимо заметить, что здесь естественная неполнота земного делания православной церкви принимается за принципиальное пренебрежение к земным делам и что этой неполноте противопоставляется не совершенство Царства Божия, а лишь западный церковный идеал. Соловьев так и пишет — совершенно в духе католицизма: «церковь, или Царство Божие». Но, как прекрасно говорит более поздний истолкователь судеб церкви Карташев, «если бы Царство Божие было тождественно с Церковью, то по завету Своего Учителя Церковь не молилась бы непрестанно: «Да приидет Царствие Твое!» Значит, оно не пришло с приходом Церкви. «Когда придет совершенно, тогда то, что отчасти, упразднится.» Молясь о пришествии Царства, Церковь сама устремляется к своему эсхатологическому завершению, сама томится желанием выявить свою полноту, исполниться до конца, когда настанет Царство Христово на земле. Можно думать, что она отдаст тогда Домовладыке ключи Царствия, которому «не будет конца». Символ говорит это о Царстве Христовом, а не «о Церкви». Никогда православная церковь не отрицала задачи своего «совершения в человечестве»; она только отрицала западные пути к осуществлению этой задачи и различала с одной стороны эсхатологическую идею полноты совершенства, возможную лишь для Царства Христова, для чудесного перерождения нашей земли в новую землю, а с другой стороны исторические ступени относительного совершения, доступные видимой земной организации Церкви. Влад. Соловьев, который в известный период своей жизни склонялся к западным идеям, всецело становится на почву католического понимания теократии и говорит поэтому о возможности «всемирной организации истинной жизни», осуществляемой силою «духовной власти Церкви». Православное сознание от-

вергает эти притязания земной, хотя бы и духовной власти, и не верит в правильность тех путей, которыми шел Запад. Здесь то и важно в полной мере оценить то коренное убеждение православной церкви, что высшей опорой церковной жизни является не власть церкви. не организация и дисциплина, а благодатная сила взаимной любви и помощь Божия. На этом и церковь держится, и вселенская истина утверждается, согласно прекрасному литургическому возгласу: «возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы». Как я уже сказал выше, это есть по преимуществу религиозно мистическое понимание христианства. Католицизм и протестантизм, это — западные европейские решения религиозной задачи, в них преобладает элемент человеческий, гуманистический, православие есть, напротив, восточное, азиатское решение этой задачи, и потому оно ближе к первоначальному духу христианства, ближе к глубине религиозных сокровищ Востока. И его представление о церкви, и его учение о любви, и его мысли о путях к Богу обвеяны этим основным религиозно-мистическим ощущением, что в истинной церкви, в истинной любви, в истинной жизни незримо присутствует Бог, благодать Божия, благодать Христова, что здесь корень всего и что оторванные от этого корня все человеческие мысли и дела становятся бессильными и бесплодными.

От этого так чужды православному сознанию и понятие внешнего авторитета, не усвояемого свободой, и представление о свободе, не освещаемой «светом, с неба сходящим», из одних человеческих сил и стремлений созидаемой. Православное учение есть учение о силе взаимной любви во Христе, но вместе с тем это ест и учение о свободе во Христе: одно связано с другим, и одно без другого немыслимо.

Отсюда вытекают все основные свойства русского благочестия и Богопочитания, все особенности религиозной психологии православной верующей души. Не притязая на то, что я перечислю все эти свойства и особенности полностью, я укажу лишь те, которые представляются мне самыми главными. Они следующие: созерцательность, смирение, душевная простота, радость о Господе, потребность внешнего выражения религиозного чувства, чаяние Царства Божия. Я хочу характеризовать теперь каждое из этих свойств в отдельности.

1. Созерцательность означает такую обращенность верующей души к Богу, при которой главные помыслы, стремления и упования сосредоточиваются на Божественном и небесном; че-

ловеческое, земное тут представляется второстепенным и в то же время несовершенным и непрочным. Отсюда и отсутствие настоящего внимания к мирским делам и практическим задачам. На западный взгляд в этом следует видеть нечто неправильное и недолжное. На самом деле это ест лишь подлинное выражение того религиозного сознания, которое принесено нам с Востока, откуда мы получили нашу религию. И на Западе, и у нас иногда видят несчастье России в том, что у нас не было реформации, что у нас не произошло того обмирщения религии, того превращения христианской морали в методику и дисциплину ежедневной жизни, которое совершилось у западных народов. В действительности, от православия не может быть перехода к реформации, ибо православие по существу своему созерцательно, аскетично. Оно не только не исключает, но и требует влияния религии на, жизнь и по существу всегда и оказывало это влияние, но духу его совершенно противоречит то превращение религии в мораль, а морали в методику и дисциплину ежедневной жизни, к которому естественно приводит реформация. Реформация могла родиться в недрах католицизма, ибо и католицизм уже представляет собою обмирщенье религии, в реформации делается лишь дальнейший и притом решительный шаг по пути этого обмирщения, в конце концов совершенно отрывающий жизнь и мораль от религии. Православие, напротив, есть сохранение чистого существа религии, обращающей верующее сознание к Богу, а в мире ином, высшем, горнем указующей истинное средоточие человеческих мыслей и дел. Влияние на жизнь, на культуру, на государство, на быт осуществляется в православии иными путями, чем в западных исповеданиях: определяющими силами являются тут не авторитет, не дисциплина, не чувство долга, стоящее вне религии и переживающее ее, а признание заповедей Божиих, заповедей единения и любви и страх Божий, страх греха и проклятия. Жизнь определяется тут именно религией, а не моралью, так что без религии и морали не остается, и когда православный человек отпадает от религии, он может склониться к худшей бездне падения. Но это именно и свидетельствует, в какой мере он не может жить без религии и как все в православий держится религией.

Когда, подобно Соловьеву, говорят о «Востоке, православном в богословии и неправославном в жизни», то тут упускают из вида, что для Востока «православие в жизни» осуществляется иными путями и измеряется иными мерами, чем для Запада: не степенью внешнего практического благоустройства, а си-

лою ощущаемой связи жизни с ее божественными истоками. Что видим мы на Западе, в качестве последовательного развития принципа реформации? По яркой характеристике Константина Леонтьева, здесь «вместо христианских загробных верований и аскетизма, явился земной, гуманный утилитаризм ; вместо мысли о любви к Богу, о спасении души, о соединении с Христом, забота о всеобщем практическом благе. Христианство же настоящее представляется уже не божественным, в одно и то же время и отрадным, и страшным учением, а детским лепетом, аллегорией, моральной басней, дельное истолкование которой есть экономический и моральный утилитаризм.» Вот то обмирщенье христианства, к которому привела реформация, и с точки зрения православия идти в этом направлении значит не исправлять односторонности и недостаточность православного сознания, а выступать из области религии в область автономной без религиозной морали. Это две различных плоскости, между которыми нет перехода.

«Неправославие в жизни», с православной точки зрения, может быть исправлено не реформацией, а только актом внутреннего всеобщего перерождения, чудесным образом укрепляющего в верующих чувства любви и страха Божия. Для православной церкви, в принципе не признающей путей внешней дисциплины и внешнего воздействия на совесть верующих, достижение православия в жизни есть задача бесконечно более трудная и таинственная, и православное понимание этой задачи ставит ее бесконечно выше методики и дисциплины ежедневной жизни: речь идет здесь именно о полном перерождении человека, о проявлении над ним чуда милости Божией.

2. Смирение, — второе из названых свойств православного сознания — стоит в неразрывной связи с первым, с созерцательностью: истинная и подлинная обращенность верующей души к Богу непременно приводит к смирению, к сознанию ничтожества человеческих сил. И здесь опят мы обнаруживаем в русском православном сознании драгоценные следы Востока, отражения азиатского религиозно-мистического чувства. На Западе, в Европе, нет этих следов и отражений; тут не утвердилась заповедь смирения, и нет в чувствах и мыслях духа смирения. Ни католичество, ни протестантство не воспитали этого духа. Западный человек есть по преимуществу гордый человек, и чем далее на Запад, тем больше в нем гордости: француз более горд, чем немец; англичанин более горд, чем француз.

Западный человек—это человек, гордый своей культурой, своим образованием, своей наукой, своей дисциплиной, своей политикой. Он думает, что он все преодолел, все может; он думает, что его конституции и парламенты, что его демократии и республики. — верх человеческой мудрости, что тот путь, которым он идет, есть единственный путь к человеческому величию. С высокомерием смотрит он на отсталость своих восточных соседей и ожидает, что они усвоят его мудрость и пойдут его путями. Между тем именно мы, эти восточные соседи, имеем все основания звать европейское сознание к тому, чтобы оно сломило свою гордость и поняло смысл и значение подвига смирения. Ибо это значит звать на почву христианского и вообще религиозного сознания. Это мудрость, провозвещенная еще древне-еврейскими пророками, которые ничему так настойчиво не учили, как тому, что от гордости погибают и люди, и города, и царства. В ярких образах и грозных пророчествах ветхозаветные учители с удивительной силой говорили о тщете земного человеческого величия, о посрамлении гордыни человеческого самообольщения. Вот, например, замечательное место из книги пророка Авдия: «гордость сердца твоего обольстила тебя; ты живешь в расселинах скал на возвышенном месте и говоришь в сердце твоем: кто низринет меня на землю?

Но хотя бы ты, как орел, поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то и оттуда Я низрину тебя, говорит Господь».

Или другое место из книги пророка Исаии:

«И наполнилась земля его серебром и золотом, и нет числа сокровищам его, и наполнилась земля его конями, и нет числа колесницам его; и наполнилась земля его идолами: они поклоняются делу рук своих, тому, что сделали персты их.

И преклонился человек, и унизился муж; и Ты не простишь их.

Иди в скалу, и сокройся в землю от страха Господня и от славы величия Его.

Поникнут гордые взгляды человека, и высокое людское унизится; и один Господь будет высок в тот день.

Ибо грядет день Господа Саваофа на все гордое и высокомерное и на все превознесенное, — и оно будет унижено.

И на все кедры Ливанские, высокие и превозносящиеся, и на все дубы Васанские.

И на все высокие горы, и на все возвышающиеся холмы.

И на всякую высокую башню, и на всякую крепкую стену.

И на все корабли Фарсийские, и на все вожделенные украшения их.

И падает величие человеческое, и высокое людское унизится, и один Господь будет высок в тот день.»

Этот дух смирения, это сознание ничтожества человеческой гордости и высокомерия составляет одну из коренных основ того религиозного сознания, которое пришло к нам с Востока из Азии. Россия, которая имеет это великое счастье не только географически, но и духовно наполовину принадлежать Азии, в глубине своего религиозного сознания носит этот дух смирения, как один из главных даров своей древней веры.

3. Но с этим духом смирения тесно связана и та третья черта русского православного благочестия, которую я упомянул выше — это простота душевная, сознание того, что религиозная истина есть простая истина, которая дается не научной изощренности, не критике, не само превозносящейся мудрости, не гордой своими завоеваниями культуре, а детской простоте души, простой наивной вере, смиренному преклонению пред тайнами величия Божия. Это сознание того, что «нищета духовная», о которой говорится в заповедях блаженства, есть лучший путь к постижению тайн Божиих. Простые галилейские рыбаки были первыми провозвестниками слов Спасителя, а познавший глубину человеческой мудрости апостол Павел с особым ударением приводит слова пророка Исаии: «погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну». «Потому что», — говорит он, — «немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков». Это превосходство простоты, живущей светом Божиим, над мудростью просвещения человеческого, с особой яркостью ощущается в православном сознании. Нельзя не видеть замечательного совпадения в том, что и верный сын православной церкви Достоевский, и ушедший от церкви Толстой одинаково убеждены в том, что величайшие религиозные истины открываются простоте душевной, простому бесхитростному разуму народа. Глубочайшие мотивы их народничества, вытекают не из идеализации народного быта, а из идеального представления о способности простого народного сознания находить пути к Богу. Их проповедь исходит из идеала евангельской простоты. Они как бы говорят нам: не увлекайтесь плодами культуры, ее богатством, ее пышностью, ее разнообразием; помните, что выше культуры сам народ, творящий дух народа; не ставьте культурных достижений между собой

и народом, не отделяйте себя от народа высокой стеной культурных достижений, не превозноситесь и не тщитесь сделать из культуры Вавилонской башни высотою до небес.

4. Следующее свойство православного сознания, которое мы должны объяснить, есть радость о Господе. Наблюдатели и знатоки русской монастырской жизни отмечают, насколько постоянной является эта черта даже у затворников и подвижников, — радость и какая то снисходительность к людям, к человеческим слабостям. Почему радость? Почему не печаль? не мрак? не уныние и сокрушение о грехах? — Потому что в сознании живет радостная весть: «Христос воскресе!» «Христос посреди нас!» Потому что искупление стерло главу змия, потому что то основное и первое религиозное представление, что мир во зле лежит, что грех и страдание его изначальны и неизбежны, восполнено новой высшей вестью, — вестью о явлении Христа миру, о сошествии Бога на землю к людям. В озарении этого высшего света, который никакая тьма объять не может, все грехи и слабости человеческие представляются искупленными, для них есть выход, есть прощение, есть надежда на спасение. Если в католическом религиозном сознании преобладает осеннее настроение грусти, то в православном ярко выделяется настроение весеннее, радость восстановления и возрождения. И как прекрасно отметил в свое время еще Гоголь, нигде так, как на Руси, не празднуется праздник Воскресения Христова, этот «праздников праздник и торжество из торжеств.» Общему духу католичества соответствует образ Великого Инквизитора, образ грозного, карающего Торквемады. Напротив, духу православной церкви отвечают характеры Сергия Радонежского, Серафима Саровского и многих других сияющих, светлых и радостных русских святителей п подвижников. И замечательно, что и в том религиозном сознании, которое, удаляясь от православия, сохраняет все же следы его, живет эта черта радости и обеспеченности в Господе. Так, Толстой при всем своем рационализме, при всей замкнутости и уединенности своего религиозного чувства, при разрыве с церковью, все же чувствует по православному, когда он говорит о религиозном чувстве в следующих выражениях: «главное в этом чувстве,—сознание полной обеспеченности, сознание того, что Он есть, Он благ, Он меня знает, и я весь окружен Им, от Него пришел, к Нему иду, составляю часть Его, детище Его: все, что кажется дурным, кажется таким только потому, что я верю себе, а не Ему, и из жизни этой, в которой так легко де-

лать Его волю, потому что воля эта вместе с тем и моя, никуда не могу упасть, как только в Hero, а в Нем полная радость и благо.»

5. Рядом с этим чувством — радостью о Господе стоит та особенность православного сознания, которую я назвал выше потребностью внешнего обнаружения религиозного чувства. Я разумею под этим стремление проявить обращение своих мыслей и чувств к Богу во внешних знаках, символах и действиях. В особенности протестанта поражают в собраниях наших молящихся те с виду внешние проявления благочестия, которые так свойственны православному человеку: свечи, просфоры, целование икон и креста, осенение крестным знамением, коленопреклонение. Даже просвещенные и тонкие наблюдатели русской жизни из иностранцев склонны указывать на эти выражения религиозного чувства, как на какую-то непонятную отсталость, как на чисто внешнее отношение к Богу, исчерпывающееся выполнением внешних действий и лишенное всякого внутреннего содержания. Им кажется, будто вместо необходимого внутреннего самоуглубления тут господствует исключительно внешнее понимание религии. Для протестантского сознания, которое полагает всю силу молитвенного обращения к Богу в сосредоточении духа, в концентрации, в уходе внутрь себя, все внешнее кажется излишним, отвлекающим от самоуглубления. Понятно, если при таком понимании у протестантов в отношении к проявлениям православного благочестия происходит своего рода оптический обман: они видят внешнее и не видят того внутреннего, которое за ним скрывается. Они не видят, что в этих проявлениях сказывается активный порыв верующей души, стремление ее выйти из себя и войти в общение с Богом, что именно в такого рода внешних действиях обнаруживается мистическое стремление преклонится, простереться перед Господом, возжечь пред Ним пламень своей веры, приобщиться к Его милости и помощи, вымолить и выплакать эту милость и помощь.

И когда с другой стороны протестантские писатели упрекают православную церковь в том, что в своих церковных службах она недостаточно развила практику духовных поучений, что она мало заботится о нравственном руководстве своей паствы, то тут повторяется тот же оптический обман и продолжается то же недоразумение. Для протестанта в его церковной службе, сред голых стен его храма самое главное выслушать нравоучительную проповедь, исполнить положенные песнопения и молитвы, имею-

щия целью то же нравственное сосредоточение и самоочищение. Главное полагается тут в человеческом воздействии и в личном самоуглублении. Напротив, для православного самое главное в церковной службе действие на верующих Божией благодати, приобщение их Божией благодати. Не человеческое воздействие является здесь определяющим, а действие Божеское, не простое нравственное воспитание, а мистическое единение с Богом представляется здесь целью. Благодатная сила евхаристии и литургических священнодействий, в которых таинственно сходит на молящихся благодать Божия, — вот высшее средоточие церковных служений и молитвенных возношений. Возглас священнослужителя: «Благодать Господа Нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие святого Духа буди со всеми вами» — призывает дары Божией благодати на всех присутствующих на литургии, в том числе и на тех, кто в данный день не причащается св. Таин.

Это две стороны одного и того же отношения. стремление не только внутренне, но и во внешних проявлениях, при помощи видимых знаков и символов вознести свои мысли и чувства к Богу и восприятие Божественной благодати, сообщающейся в таинствах и священнодействиях. И сравнительно с этим таинственным действием Божией милости на человеческую душу, могущественно воспитывающим и ведущим человека в жизни, то воспитательное действие слова человеческого, к которому стремится нравоучительная проповедь, имеет совершенно второстепенное значение.

С этой стороны к православию бесконечно ближе католичество; в католичестве также приняты внешние выражения молитвенного обращения к Богу. Но поскольку и в этом отношении здесь преобладает дисциплина, организованность и упорядоченность, свобода индивидуального приобщения верующей души к общей молитве в католическом обряде в известной мере парализована. Напротив, в протестантизме эта свобода доведена до того, что церковная служба переходит тут в простой культ морали, в текучее рациональное нравоучение, которое стоит на пороге или к пантеизму, или к безбожию.

Собравшися в дорогу,

В последний раз здесь вера предстоит,

как говорит Тютчев.

6. Мне остается разъяснить последнее из упомянутых мною свойств православного сознания, — чаяние Царства

Божия . Как я уже говорил выше, православному сознанию чуждо отождествление видимой земной Церкви с Царством Божиим. Оно ищет и чает царства Божия, как порядка реального, но в некоторых особых чудесных условиях достигаемого. Царства Божия нельзя построить в порядке земного делания, и тем не менее вся жизнь земная должна быть обвеяна мыслью об этом чаемом Царстве. В народных представлениях это верование облекается то в образ праведной земли, в некотором неведомом месте существующей, то в сказание о невидимом граде Китеже, сокрытом от человеческих взоров на дне озера. Глубочайший смысл этих представлений заключается в том, что земная человеческая жизнь никогда не может притязать на совершенство и правду, что всегда нужно стремиться и тяготеть к правде высшей, что только освещая нездешним светом наши земные мысли и дела, только основывая их на «чувстве соприкосновения своего таинственным мирам иным», на чаянии Царства Божия, можно устроить правильно нашу жизнь.

И здесь опять православное сознание идет своим особым путем, несходным с путями католицизма и протестантизма. Католицизм полагает, что Царство Божие есть не только чаяние, но и осуществляющаяся в истории католической церкви действительность; в этой церкви оно имеет свое видимое земное воплощение. Напротив, протестантизм настолько отделяет земную действительность от религиозных чаяний, что религия становится частным делом личного сознания, а культура, общественность, государственность объявляются автономными областями самобытного светского строительства. Православие, полагая, что Царство Божие вполне осуществимо лишь в последние дни, а ныне должно лишь освещать незримым светом все наше земное строительство, стоит как бы посредине между крайностями обмирщения Божественного идеала и отречения от него.

Я как будто бы закончил свое изложение и ответил, как умел, на поставленную тему. Но вместе с тем я живо чувствую всю неполноту моих разъяснений. Пусть другие, более меня знающие, восполнят и исправят сказанное. Наступило время, когда все мы нуждаемся в некоторых новых и простых объяснениях существа нашей веры. ее древняя сущность должна остаться незыблемой, но она должна по новому уясниться новому сознанию. Для нас, переживших неслыханные, катастрофические события, многое теперь приоткрывается и уясняется из того, что ранее было неясно, к чему относились мы невнимательно.

Открываются для нас с небывалой ясностью и драгоценные сокровища нашей веры.

Подойти к пониманию этих сокровищ было и моей задачей в настоящем очерке. Но говоря о свойствах нашей веры, я менее всего хотел бы призывать к горделивому сознанию своего превосходства над Западом. Мысль моя отнюдь не заключается в том, что нам надо кичиться или хвалиться нашей верой. Нет, нам прежде всего самим надо сделаться достойными ее. Чудные дары и сокровища скрываются в глубине православного сознания, но мы и сами не всегда умеем пользоваться ими, и другим не умеем их показать, и самим себе не умеем их уяснить, и жизнью своей не умеем их оправдать.

Так и в благодатной земле нашей заключены неисчерпаемые залежи всяких богатств и всякого плодородия и обилия, а вот она иссохла и закрылась для человека, и не приемлет зерна, бросаемого рукой человеческой, и не открывает недр своих. Ибо не сумел человек беречь и любить ее и захотел жребия иного, не того, который по заповеди Божией призывает его к смирению, любви и труду; и откроется она лишь подвигу смирения и любви.

Подобно этому и в вере нашей есть сокровища и богатства, которых не знали мы и не ценили, и открываются они нам теперь чрез величайшие испытания и страдания. И когда мы полнее и глубже проникнем в их существо, тогда и душа России откроется нам, и родина наша снова станет нам открытой и доступной...

П. Новгородцев.

Выше мы уже приводили, что говорят ученые и психологи о вреде негативных эмоций. Христианское учение также говорит о вреде сильных эмоций, т. к.:

Феофан Затворник (Начертание христианского нравоучения, В.в. вв): «…(скорые волнения и аффекты) погашаю(т) самодеятельность рассудка и воли и сопровождаю(тся) особенными изменениями в теле».

Начнем с вреда телесного.

Платон Митр. Москов. (т.3, Слово на день Благовещения Пресвятыя Богородицы): «…корыстолюбец лишается покоя и иссушает в себе жизненные соки; гневливый воспаляет кровь и неумеренным ее волнованием повреждает свое здравие».

Паисий Святогорец (Страсти и добродетели, ч.4, гл.3): «Печаль обезоруживает человека. Высасывает все соки душевных и телесных сил и не даёт ничего делать. Отравляет душу и в тело вносит беспорядок. Бьёт по самым чувствительным местам тела, вызывает страх и им изнуряет человека».

Иоанн Кронштадтский (Моя жизнь во Христе, ст. 344): ««Вот, ты выздоровел; не греши больше» (Ин. 5, 14). - Опыт свидетельствует, что грехи и страсти разрушают здравие души и тела, а победа над страстями доставляет небесное спокойствие душе и здравие телу. Победи многоглавую гидру греха - и будешь здрав. Храни в себе спокойствие духа и не возмущайся, не раздражайся никакими противностями, обидами, неисправностями, неправдами, - и вот ты будешь наслаждаться всегда здравием душевным и телесным. Волнение, возмущения, огонь страстей различных порождают в нас множество болезней душевных и телесных».

(О том, что при негативных эмоциях происходит некое бессилие (или как сейчас говорят, происходит потеря энергии), мы говорили в теме «О конфликтах в семьях, происходящих от самолюбия и разных страстей (3. Об усталости и саможалении)» в разделе 4.4.3. «О чувствах при мыслях саможаления, которые угнетают и лишают сил», и поэтому не будем останавливаться на этом виде вреда от негативных эмоций).

Также сильные эмоции помутняют разум, и человек не может адекватно мыслить (хотя ему так в этот момент не кажется, и наоборот, например, при гневных помыслах, человеку кажется, что он очень здраво рассуждает, а при печальных помыслах, например, придуманные версии как избавиться от неприятностей кажутся очень разумными).

С древности замечено, что «страсти берут верх над разумом человека, или же, напротив, разум берет верх над страстями» (филос.). А вот что говорят об этом святые отцы.

Никодим Святогорец (Невидимая брань, ч.2, гл.14): «Так, когда сердце приходит в смятение, все внутреннее наше приходит в беспорядочное движение и самый ум теряет правость умствования своего».

Василий Великий (Толков. на прор. Исаию, 13 гл.): «…когда видишь душу, приведенную в смятение, то знай, что она исполнена шума, потому что в ней нет ни одного ясного и раздельного слова, но неопределенные крики страстей раздаются во владычественном этой души».

Нил Синайский (О восьми лукавых помыслах, О гневе): «Распространившийся туман сгущает воздух, возбужденная раздражительность делает грубым разум гневливого. Набежавшее облако омрачает солнце, а помысл памятозлобия - ум. …Приятное зрелище - спокойное море, но не так приятно, как мирное состояние духа. В тихом море плавают дельфины, а при мирном состоянии духа возникают боголепные помышления. Долготерпеливый монах - тихий источник, всем доставляющий приятное питие, а разум гневливого всегда возмущен и не дает воды жаждущему; если же и дает, то мутную и негодную. У раздражительного глаза мутны и налиты кровью, возвещают возмущенное сердце, а лицо долготерпеливого спокойно, глаза приятны и смотрят прямо».

Иннокентий Пензенский (Христианское нравоучение, или богословие деятельное подлежательное, ч.1): «Страсти - сильные движения чувственного пожелания, объемлющие и потрясающие всю душу, равным образом представляют доказательства глубокого повреждения человеческой души. Ибо они по самой природе своей - сильные, беспорядочные движения, сопровождающиеся помрачением разума, смятением воли, возмущением чувств, потрясением тела и производящие все то зло, которое замечается в мыслях, словах и действиях человека, обращенных на самого себя, на других и на целые общества».

Феофан Затворник (Начертание христианского нравоучения, В.в. вв): «(Скорые волнения и аффекты) разделяют по разрушительным действиям на высшие силы человека. Так, одни погашают ясность сознания, как-то: удивление, изумление, увлечение внимания, испуг; другие подрывают волю, как-то: страх, гнев, ретивость; третьи, наконец, терзают самое сердце, которое то радуется и веселится, то скучает, скорбит, досадует и завидует, то надеется и отчаивается, то стыдится и раскаивается или даже попусту мятется мнительностью… Это - болезненные потрясения всего человеческого существа. Уже это одно должно наводить на мысль, что им хорошее место только в человеке-грешнике. Болезни должно отнести туда, где есть источник болезней. И действительно, тогда как в грешнике высшие духовные (религиозные - от сост.) чувства заглушены, а душевные извращены (например, чувство истины, эгоистические чувства - от сост.), низшие свирепствуют в нем во всей своей силе. Этому способствуют потеря власти над собою, предание себя общему влечению обстоятельств, не управление ни внешним своим, ни внутренним, составляющие постоянное свойство грешного человека. Кроме того, расстроенное состояние рассудка и воли, без того слабых, подвергает их легко власти сих нечаянных поражений и волнений. Наконец, владычество буйного воображения, мятущего внимание, возмущающего желания, легко волнует и сердце. Грешник как бы неизбежно в непрестанных тревогах. Нет в нем силы, которая бы защитила его от их злого влияния. То страх, то радость, то тоска, то стыд, то огорчение, то зависть или другое что непрерывно мятут и уязвляют душу его. Жизнь грешника есть путь по колючим тернам, несмотря на внешнюю светлую обстановку».

Для того, кто занимается трезвением над своими мыслями, следует знать, что если ты чем-то возмущен, взволнован, раздражен, отчаиваешься и т. п., то нельзя верить своим мыслям, которые будут при этом, и которые происходят или в форме суждений, или воображаются какие-то выходы из неприятных ситуаций, или ведутся мысленные разговоры. Следует понимать, что сейчас ты не можешь здраво мыслить, и тебе надо, прежде всего, успокоиться путем молитвы и отвержения помыслов.

Вред эмоций есть и для молящегося, и заключается в том, что они не дают внимательно молиться. Здесь, конечно, речь идет не о покаянии или радости о Боге и др. религиозных чувствах, т. к. молитва с чувством сердца - это высшая степень молитвы. А вред молитве происходит от эмоций и мыслей, связанных с тем, что происходит в мире, и с негативными эмоциями против других людей и т. п., и вместо молитвы человек обо всем этом думает, даже если читает молитвы.

Итак, эмоция - это естественный процесс, как мое отношение к чему-то (и если очень просто сказать, то они показывают нравится ли мне что-то или не нравится). Но то, что человек долго мучится (страдает) под их действием, не может долго выбраться из какой-то «темы» и постоянно ее «перемалывает», опять-таки страдая, не может адекватно и здраво мыслить - это не естественно, и называется страстным состоянием.

Но и это еще не весь вред от страстных (эмоциональных) помыслов. Самое страшное, что они несут в себе грех (но об этом скажем в другой главе).

Вообще нужно понимать, что без эмоций и чувств жить нельзя, а нужно только научиться управлять ими, чтобы они не помутняли ум, и научиться взращивать в себе добрые чувства.

Феофан Затворник (Что есть духовная жизнь…, п.72): «Без чувств жить нельзя, но чувствам поддаваться незаконно. Надо освежать и умерять их рассуждением и давать им должное направление».

Немного об истории христианства

В начале своей истории христианство было ярко выраженной сектой, в любом понимании этого слова. Христианское учение базировалось на сплаве нетрадиционного толкования его основателями Иудаизма и веры в мессианство Иисуса Христа. У этого движения были харизматичные лидеры: сначала сам Иисус Христос, считавший себя мессией и сыном божьим, затем группа его ближайших учеников, считавших, что на них снизошёл «дух святой». Пожалуй, ни Мария Цвигун, ни Гробовой, ни Виссарион, ни Саи Баба не сравнятся с ними по харизматичности и одиозности.

Основанная апостолами после смерти Иисуса община в Иерусалиме была крайне тоталитарной сектой. Её члены отдавали общине всё свое имущество, а наказанием для утаивших что-то была смерть (такой эпизод описан в Деяниях Апостолов). Многие из них бродили повсюду, проповедуя «благую весть» и делали это куда навязчивее нынешних свидетелей Иеговы. Первые христиане были уверены в очень скором наступлении конца света, проводили всё время в труде, посте и молитве. Они считали себя избранными и что только они одни спасутся, а все остальные будут вечно гореть в аду. Евангелие призывает избегать общения с иноверцами и даже не приветствовать их: «Всякий, преступающий учение Христово и не пребывающий в нём, не имеет Бога...Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте; ибо приветствующий его участвует в злых делах его» (2-ое Иоанна, 1:10). Христианство призывает отречься от своих родных и друзей, ради культовых идей:

“Не всякий Меня достоин. Меня достоин только тот, кто возненавидит отца свою и мать свою и всех ближних ради имени моего», «Враги человеку домашние его»,- так учит Иисус Христос.

В ходе истории христианство, подобно многим другим культам, стало менее тоталитарной организацией, децентрализовалось, отошло от буквального понимания своего первоначального учения; все эти процессы продолжаются вплоть до наших дней. Тем не менее в этом культе и теперь присутствуют деструктивные элементы, крайне негативно влияющие на психику адептов.

О Русской православной церкови

Православная церковь в России является доминирующей религиозной организацией. Имеет централизованную структуру во главе с патриархом. На деле, ядра приходских общин, объединённых вокруг какого-то священника или группы оных, и монастыри являются сектантскими ячейками с локальными лидерами. Именно в них полномасштабно практикуются деструктивные методики воздействия на личность. Православная церковь состоит из совокупности этих ячеек и прочих элементов. То есть далеко не все, считающие себя православными, подвергаются ощутимому деструктивному влиянию, и это влияние имеет различную степень деструктивности, в зависимости от священника или настоятеля.

В России православными себя считает до 70% населения, разделяют православное учение и выполняют ритуалы около 1-3%, большинство из них находятся в сфере деструктивного влияния православия. Эти люди попросту зазомбированы, споры о вере с ними бесполезны, логическая аргументация на них не действует.

О специфике вербовки новых членов

Процесс вербовки в православной церкви весьма специфичен. Дело в том, что для большинства населения нашей страны православие является традиционной религией. То есть большинство людей считают себя православными, не выполняя при этом большинства ритуалов и имея весьма смутные представления о православном вероучении. Для них православная церковь является очень авторитетной организацией. Естественно, в случае «пробуждения» в них религиозности или при других причинах, побуждающих их «прийти» в религию, они придут в православную церковь, а не к каким-нибудь кришнаитам или пятидесятникам. То есть в православной церкви существует разделение на воцерковлённых и невоцерковлённых, и шаг между этими ступенями верующий, в большинстве случаев, делает самостоятельно.

Кроме того, имеется и традиционная вербовка. Проповедники православия часто выступают на различных публичных собраниях, в средствах массовой информации, активно действуют в армии; в своей деятельности они пользуются всемерной поддержкой государственной власти. Православие делает настойчивые и весьма успешные попытки проникнуть в школы, вузы, больницы. Тут налицо обманная вербовка: когда человек идёт куда-то, не ожидая там услышать религиозных проповедей, но слышит там именно их. Последнее ноу-хау - проповеди православия на концертах и в творчестве рок-групп, причём рок-групп популярнейших.

О механизме управления верующими

Православие, как, впрочем, и абсолютное большинство так называемых сектантов, не оказывает физического воздействия на своих адептов, всё-таки за окном XXI век. Но оно оказывает сильнейшее моральное давление, которое действует порой куда лучше физического. Например, никто не принуждает верующего к пожертвованиям, но ему говорят (а он, безусловно, доверяет православной церкви!), что за пожертвование его ждёт награда на небесах, ну и тут он, конечно же, спешит заполучить себе «небесное сокровище» и побольше. Или другой пример: никто не запрещает верующему читать богоборческих книг, но ему говорят, что этим он оскорбит бога и, того гляди, навечно попадёт в ад, где «мука вечная… плач и скрежет зубов.» Естественно, ни один такой верующий не будет стремиться читать атеистических книг. Ещё об этом же: православие никого не удерживает и не препятствует адепту, если он решил с ним порвать, однако в то же время однозначно утверждает, что отступники будут вечно мучаться в огне и сере с дьяволом и прочей нечистью. Само собой, верующему в аду гореть не хочется, и это является серьёзным препятствием для разрыва с православием.

Возможно, какой-нибудь верующий возмутится и скажет, что я всё вру, вот он свободно читает атеистические книги, критикует церковь и т.д. Ответ для него: я здесь говорю только о верующих, находящихся под сильным деструктивным влиянием культа, наверно вы к таковым не относитесь. Впрочем есть ещё верующие, читающие атеистические книги, чтобы их разоблачить или по какому-то иному поводу, но таковые не могут подойти к ним беспристрастно и видят в них разве что фигу.

Контроль сознания в православной церкви

Теперь непосредственно рассмотрим деструктивное влияние православия, заключённое в контроле над сознанием адептов. Контроль сознания заключается в контроле над 4 составляющими:

1)информацией

2)поведением

3)мышлением

4)эмоциями

Контроль информации в православной церкви:

1. Использование обмана (лжи): умышленное утаивание информации; искажение информации, чтобы сделать ее приемлемой; открытый обман.

Адепту православия в церкви никогда не расскажут о противоречиях в Библии; о спорных моментах догматики; о примерах безнравственного поведения священников; об инквизиторской деятельности св. Иосифа Волоцкого; о гонениях на старообрядцев; о жесточайших гонениях на язычников, ариан и монофизитов в Восточной Римской империи, благословлённых многими православными святыми; о геноциде народов Ханаана, устроенном по приказу самого библейского бога.

А если вдруг и расскажут, то так, чтобы выставить всё в выгодном для православия свете, и обманом при этом, конечно, не побрезгуют.

Зато уж, наверняка, новоначальному самым подробным образом расскажут о «чуде» благодатного огня, о нетленности мощей, о мироточении, о чудесах в житиях святых, об изгнании бесов в Троице-Сергиевой Лавре, о том, что человек был сотворён богом из земли и о многом и многом другом. Естественно, что правды (или хотя бы противоположенного мнения) обо всём вышеперечисленном ему не поведают. То ли из-за нахождения в состоянии самообмана, то ли из-за желания обмануть.

Рассмотрим вопиющий пример искажения информации в православной церкви. Посмотрим на вторую заповедь:

В Библии она звучит так:

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им.

Во всех православных книгах(Законе Божьем, Молитвослове и др.) она звучит так:

Не сотвори себе кумира и всякаго подобия , елика на небеси горе, и елика на земли низу, и елика в водах под землею: да не поклонишися им, ни послужиши им.

То есть, библейская заповедь запрещает делать какие-либо изображения. Но это не согласуется с принятым в православии иконопочетанием. И вот, чтобы разрешить это пртиворечие, православная церковь искажает Библию.

2. Доступ к некультовым источникам информации сводится к минимуму или устраняется приверженность к ним.

В православии прапогандируется отрицательное отношение к различным «развлекательным» передачам, книгам, журналам и мероприятиям. Чтение «еретической» и атеистической литературы и посещение соответствующих сайтов настоятельно не рекомендуется и считается греховным (по сути запрещается). Например, на форуме Кураева нельзя давать ссылки на подобные ресурсы (их просто удаляют).

3. Широкое использование созданной в рамках культа информации и пропаганды.

Православие в России пропагандируют значительное число газет, журналов, сайтов. Существует православное радио «Радонеж», православные программы на телевидении.

Контроль поведения в православной церкви:

1. Регулирование индивидуальной физической реальности

К мирянам не выдвигается определённых требований, но, однако, рекомендуется одеваться не броско, не носить ярких и вызывающих причёсок, отдавать предпочтение классическому стилю. Не рекомендуется много и вкусно есть (впадать в чревоугодие), значительное количество дней в году занимает пост. Долго спать тоже не рекомендуется.

Физическая реальность монахов строго контролируется. Они живут по определённому графику, живут в определённом месте, носят однообразную одежду, едят скудную пищу (обычно, совсем без мяса). Спят мало. Вся их жизнь проходит в соответствии с уставом монастыря и волей духовного отца. Монахи находятся в полной финансовой зависимости от монастыря, не имеют личных денег и собственности.

Всё это приводит к отчуждению от «внешнего» мира, физическому и психическому истощению, повышению внушаемости и самовнушаемости. У адепта возникает комфортное ощущение сопричастности к «братству», что ещё крепче привязывает его к православию.

2. Посвящение значительного времени ритуалам культа

Мирянам рекомендуется молится не реже 2 раз в день, и хотя бы раз в неделю ходить в церковь. Особо «продвинутым» мирянам рекомендуется всё свободноё время уделять молитвам, благочестивым размышлениям и чтению культовой литературы.

От монахов требуется всё время молиться и очень часто участвовать в богослужениях. Распространенна Иисусова молитва: когда человек непрестанно произносит «в уме»: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного.»

Это приводит к отсутствию времени для осмысления своей веры. Молитвы оказывают медитативное влияние.

3. Необходимость спрашивать разрешение для важных решений

Это приводит к недоверию самому себе, что разрушающе сказывается на личности. Критичность адепта заметно падает. Он начинает доверять чужому мнению больше, чем своему. При этом он принимает его как своё собственное.

4. Осуждение индивидуализма

Большинство православных деятелей напрочь отвергает индивидуализм. Считает его порождением еретического протестантизма и признаком гордости.

5. Наличие жёстких правил и предписаний

Для мирян ношение нательного креста, имение в доме икон, покрытие головы в храме; соблюдение постов, участие в ритуалах и т.д.

У монахов вся жизнь проходит в соответствии со строгим распорядком.

6. Необходимость покорности и зависимости.

Послушание провозглашается одной из главных добродетелей.

Контроль мышления в православной церкви

1. Провозглашение учения культа единственно верным и спасительным

Учение православной церкви объявляется единственно верным, все остальные учения считаются либо неправильными, либо искажёнными. Для адепта мир делится на чёрное и белое (православное и неправославное).

2. Манипулирование языком

В православной церкви при богослужениях и при молитвах используется церковно-славянский язык, который малопонятен для «внешних». В обыденной жизни приверженцев православия также используются внутрикультовые слова и выражения, например, вместо «спасибо» православные говорят «спаси бог» и т.д. Это отчуждает адепта от внешнего мира, ему становится лучше при нахождении в культовой атмосфере.

Также в православии имеет место специфическое использование некоторых терминов, например, по-своему понимаются гордость, свобода, любовь и т.д.

3.Отказ от рационального мышления

Часто говорится, что вера- чисто иррациональное явление. Что религиозные истины надо постигать сердцем, а не умом. Что для духовного развития необходимо беззаговорочно доверять тому, чему учит православная церковь. Адептов призывают верить вопреки всяческим сомнениям и логическим доводам.

4.Неодобрение критичности

Критика в адрес учения запрещается, объявляется проявлением гордости. Если адепта что-либо смущает и удовлетворительного объяснения не находится, то ему говорят, что либо ему ещё рано это понимать, либо что это тайна, недоступная человеческому разуму, либо это искушение от сатаны.

5. Использование техник прекращения мышления: монотонное говорение; произнесение молитв; пение.

Во время богослужения присутствует неразборчивое пение хора, чтение «на распев» молитв священником, групповое произношение молитв. Всё это оказывает сильное медитативное воздействие. Существует монотонное повторение значительное число раз некоторых молитв, например, во время ритуалов часто повторяются слова «Господи, помилуй». На психику воздействуют и такие элементы православной церкви, как значительное число икон, выполненных, в основном, в мрачных тонах; множество горящих свечей и др. В целом православные ритуалы по своему воздействию эквивалентны медитации. Они действуют на адепта по подобию наркотика. Они привязывают его к культу и негативно воздействуют на мыслительную деятельность.

Контроль эмоций в православной церкви

1. Манипулирование чувствами

Чувства и эмоции адепта приобретают культовую окраску. Некоторые естественные чувства он пытается подавить или устраняется от них (например, чувства к противоположенному полу, чувство голода в пост и т.д.). С другой стороны, сам культ диктует ему, какие чувства он должен испытывать (например, адептов православия призывают радоваться на пасху, скорбеть в определённые дни, постоянно помнить о своих грехах и т.д.)

2. Навязывание чувства вины и комплекса неполноценности

Адепту внушается, что он грешный человек, что он ежедневно оскорбляет бога своим поведением, что он не достоин спасения, и причиной тому является его гордость, лень, непослушание и т.д. Что если он и спасётся, то единственно благодаря великой милости бога и заступничеству церкви. Некоторые православные деятели утверждают, что все люди виноваты не только в своих личных грехах, но и, например, в убийстве царской семьи, в гонениях на церковь или в не очень благоприятной социально-экономической обстановке в стране. В молитвах адепт часто называет себя «окаянным», «грешным», «безумным», повинным во всех грехах, в общем, опускает себя по полной. Повторяя это изо дня в день, он всерьёз начинает так считать.

3. Ритуальное признание «грехов»

В православии существует исповедь. Суть её заключается в том, что адепт рассказывает о своих грехах священнику, при этом считается, что он исповедывается перед самим Иисусом Христом, а священник является всего лишь его представителем. Естественно, адепт вынужден рассказывать о своей жизни «от и до». Из-за этого он сначала испытывает чувство страха и стыда, затем чувство облегчения. Это приводит к стиранию границ его личности, к усугублению зависимости от культа.

4. Чрезмерное использование страха

Добродетелью считается страх божий(страх оскорбить бога). Также часто внушается страх перед загробной участью, перед бесами, перед пришествием антихриста и т.д.

5. Крайности эмоциональных пиков и спадов.

Например, адепты находятся в подавленном состоянии перед исповедью и причастием, а после причастия испытывают резкий эмоциональный подъём.

6.Обещание «помощи божьей»

Адепту обещается церковноя и божья сверхъестественная помощь, если он будет жить в соответствии с требованиями культа. При этом успехи приписываются богу, а в неудачах виноватым оказывается сам адепт.

7. Моральные препятствия для выхода из культа

Согласно учению православной церкви, отступники от веры будут вечно гореть в аду. Если человек ещё не до конца потерял веру, то это обстоятельство не позволяет ему критиковать культ или выйти из него.

Заключение

Всё вышеизложенное показывает, что православие является деструктивным культом и крайне негативно влияет на психику своих адептов. Это конечно же не значит, что его надо запрещать. Ни в коем случае! Но в то же время, необходимо признать, что православная церковь ничем не лучше кришнаитов, харизматов, свидетелей Иеговы и прочих, так называемых, сектантов. В связи с этим крайне важно не на словах, а на деле отделить православие от государства, остановить его проникновение в государственные структуры, прекратить спонсирование этого культа государством. Необходимо уравнять все религии в правах. Не менее важно честно и беспристрастно информировать население о деструктивной сущности православия.

Последние публикации на сопряженные темы

Подсознание - это таинственная область человеческой души, где рождаются мысли, чувства, образы, переживания, желания. У человека, живущего бездуховной жизнью, именно подсознание чаще всего и формирует поведение, направленное в основном на удовлетворение им его физиологических потребностей. Оно же формирует мотивацию поведения и его агрессивность. Во многом мотивация поведения oбусловлена физиологическими процессами. Например, чувство голода заставляет искать пищу. Половые инстинкты приводят к соответствующему половому поведению и т.п. Эти внутренние физиологические потребности могут быть как нормальными, так и патологическими, вызванными болезненными состояниями или проявлениями страсти. Например, страстное желание курить порождает соответствующее поведение, направленное на удовлетворение этой страсти. Желание выпить у алкоголика приводит к поведению, направленному на обязательное удовлетворение страсти. Все чувства, переживания и поступки человека направлены на то, чтобы любыми способами добыть спиртное.

У человека, подверженного блудной страсти, все его поведение направлено именно на удовлетворение этой страсти. Эти люди живут в основном плотской жизнью и ищут удовлетворения плотских, т.е. физиологических, потребностей: еда, питье, сон, блуд, развлечения, по отношению к тем, кто мешает им в выполнении их желаний, воровство, обман и т.п. Для этих людей нет высших духовных принципов, им непонятны такие понятия, как милосердие, сострадание, чувство долга, чувство прекрасного и т.п. В основе мотивации их поведения лежит удовлетворение их извращенных бездуховных желаний. Следует отметить, что такое поведение не зависит от уровня грамотности и образованности человека. Он может иметь и два, и даже три высших образования, но жить по законам плоти, ибо мотивация его поведения основана на удовлетворении физиологических потребностей. У людей, живущих духовной жизнью, мотивация поведения контролируется их духовными принципами, и физиологическая мотивация подчинена духовной. Большое значение здесь имеют волевые действия души. Но если принципы ослабляют свой контроль, воля человека может не защитить его от тех или иных дурных поступков. Так бывает, например, в состоянии опьянения. Даже человек с высокой духовностью и крепкой волей в пьяном состоянии может совершать дурные поступки или совершать действия, противные его духовным принципам. В этом случае воля человека как бы парализуется. Недаром в народе говорят: «Пьяному море по колено» и «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», т. е. на фоне снижения сознательного и волевого контроля прорываются подсознательные действия. Апостол Павел сказал: «Не упивайтесь вином, ибо в вине блуд».

У человека, живущего по принципам христианской морали, придающего большое значение молитве, богообщению через христианские таинства (исповедь, причастие и др.), сознание, основанное на этих принципах, как бы погружается в область подсознания, и формирует определенный стереотип поведения. Но и в этом случае активное сознание и волевой контроль имеют главнейшее значение в поведении человека. Только жизнь в святости или на грани святости приводит к удивительной симфонии сознания и подсознания. У людей, длительное время занимающихся Иисусовой молитвой, ведущих аскетический образ жизни и твердо соблюдающих закон Божий, настолько перерождаются сознание и подсознание, что происходит как бы преображение не только их души, но и тела. В этом отношении для нас очень показателен пример жизни святого преподобного Серафима Саровского. Вся его жизнь была в Боге и с Богом, его сознание как бы слилось с подсознанием, и все его поступки, общение с людьми излучали любовь, радость в Боге, и всех приходящих к нему он встречал: «Радость моя». Известны случаи его преображения, дар прозорливости, исцеления болящих и чудотворения. Но что же такое подсознание, и почему мы в рассуждениях об оккультизме и экстрасенсорике придаем ему большое значение?

Ученые определяют подсознание как качественно- особую скрытую активность мозга, способную оказывать глубокое влияние на поведение и сложные формы приспособления, восприятие ощущений, осуществляемое посредством органов чувств. Сознание неизбежно базируется на неосознаваемых процессах, происходящих в мозге (и душе). Процессы восприятия информации и переработки ее в нервных клетках мозга имеют именно неосознаваемый характер, и только результаты этой работы доступны сознанию. Человек через органы своих чувств получает огромное количество информации, однако, в большей части она остается неосмысленной, но принимает активное участие в формировании наших чувств, желаний. Иногда неосознаваемые впечатления прорываются в область сознания в виде непонятных нам образов, мелодий, сновидений.

На первый взгляд подсознание не поддается нашему сознательному влиянию. Но это не так. Мы можем заставить себя проснуться в заданное время или можем заставить себя вспомнить, что нам нужно сделать то или другое дело в определенном месте, и в определенное время и при определенных обстоятельствах. То есть сознательно и с помощью своей воли мы можем закодировать свое подсознание на включение его воздействия на наше сознание в определенное время или при определенных обстоятельствах. Мы вводим в наше сознание определенную информацию, которая должна в определенных нами условиях сработать. Но внутренние механизмы этой работы нам неведомы, мы имеем дело лишь с результатом этой внутренней, сокрытой от сознания, работы души и мозга. Именно через подсознание легче всего влияют на нас злые духи. Своим воздействием они могут порождать в нашем подсознании разные греховные мысли, желания, образы, стремления и влиять на наше поведение. Для бездуховного и безрелигиозного человека сознание и подсознание открыты прямому влиянию злых духов. Показательным примером такого влияния оказывается поведение человека в результате гипнотического внушения. При гипнозе через область подсознательного человек воспринимает информацию императивного (повелительного) характера, которая является руководством к действию. Здесь дух одного человека влияет на дух другого человека на подсознательном уровне.

Другим примером духовного воздействия на подсознательном уровне является телепатия. Мы можем передать какие-то свои мысли, желания, образы близким на огромные расстояния.

Аналогичным образом влияют на нас и злые духи. Выходит, что наш дух подвластен демонским влияниям и оказывается как бы беззащитным перед ними. Именно здесь - на уровне сознания-подсознания - происходит та невидимая брань, о которой говорят святые отцы Церкви. Они выработали в своих аскетических подвигах систему духовного трезвения, защищающую нас от воли бесов, действующую телепатически в виде помыслов, желаний или образов. Наша задача со вниманием относиться к каждому помыслу, образу, желанию, чтобы определить, от беса ли они, и усилием воли отбросить всякие нечистые устремления. Мы должны быть очень внимательны к нашим внутренним душевным переживаниям, и наша воля должна постоянно работать в согласии с нашим духовным вниманием.

И вот для того, чтобы завладеть душой человека, бесы через гипнотизеров, целителей-кодировщиков, магов, экстрасенсов стараются подавить волю и внедрить в глубины души, в подсознание свои программы. В системе духовного трезвения большое значение имеет частая исповедь и открытие помыслов духовнику. Из святоотеческой литературы мы знаем, что именно этого бесы как огня боятся.

Воля человека неизменно связана с его активным сознанием. Сознание, которое не в религиозном и философском, а в медицинском аспекте можно рассматривать как состояние бодрствование в отличие от сна, включает в себя и внимание, и мышление, и представление образов, и желание, и волю. Волевым действием мы можем концентрировать свое внимание на тех или иных явлениях внешней среды, внутренних переживаниях, заставить себя думать о чем-то либо, наоборот, не думать и т. д. Но на наши переживания, приходящие помыслы, желания, душевный комфорт или дискомфорт огромное влияние оказывает наша подсознательная деятельность души и мозга. Подсознание, не контролируемое активным сознанием, - входные ворота в нашу душу бесов. В самом деле, если бесы будут внушать нам на уровне сознания «убей», «соблуди», «обмани», «укради», мы просто не примем эти мысли. Но мысли и желания или образы, приходящие к нам изнутри, из нашего подсознания, являются как бы нашими, естественными для нас, как желание есть или пить и т. п. Эти мысли и желания могут быть внушены нам бесами или их посредниками (колдунами, ворожеями, магами, ведьмами) телепатически или посредством магических действий.

Если мы примем эти мысли и желания и сознательно будем развивать их, это уже путь ко греху. Дьявол «через какой-либо грех (любой), войдя невидимо в душу человека, произведя в ней какие-то движения ко греху (пусть маленькому), раздвигает «ворота», увеличивает свой плацдарм и уже приводит человека к совершению другого греха. И так, постепенно, если человек не ведет активной борьбы, не прикладывает усилий своей воли к искоренению греховного помысла и греховных наклонностей, он становится исполнителем чужой - демонической - воли. Но именно на подавлении воли и основаны оккультные воздействия на него. И не важно, что эти воздействия кажутся нам благотворными, спасительными для человека, как это говорят нам белые маги, экстрасенсы, «целители», психотерапевты-кодировщики, гипнотизеры. Важно то, что личности человека, его душе образу Божию в человеке нанесен ущерб - умален Образ Божий: подавлена воля, внесена чужая информация, душа человека закодирована на исполнение чужой воли. А воля эта в конечном итоге направлена к исполнению греха, к удалению от Бога, к духовной погибели.

С этической и христианской точек зрения мы уже знаем, к чему, каким последствиям может привести насильственное воздействие на подсознание людей. В христианстве целью жизни является не развитие или получение сверхъестественных способностей, а стяжание, т. е. приобретение Духа Святаго, по слову преподобного Серафима Саровского. Христианство - это путь к созиданию «новой твари во Христе» (ап. Павел). Этого не происходит в оккультизме. Поэтому оккультисты не действуют Благодатью Божией, а действуют через мир отрицательных духовных сил - мир бесов. А это приводит к тяжелым, порой трагическим последствиям.

Сложности в нашем здравоохранении, считавшемся в свое время самым лучшим в мире, невозможность бесплатного получения высококвалифици-рованной медицинской помощи, которая стала предметом торговли, причем очень дорогой, большая дороговизна лекарств, исчезновение из аптечной сети многих нужных лекарств, большого количества экстрасенсов, шаманов, знахарей, предлагающих почти на каждом шагу относительно недорогую помощь, религиозная безграмотность населения привели к резкому всплеску оккультного целительства и тяги к нему многих неверующих или маловерующих людей.

Не лучше ли было бы призвать к духовно- ориентированному лечению, основанному на христианских таинствах и любви?

Литература:

1. Число зверя. На пороге третьего тысячелетия. «Новая книга», 1996 г.
2. Газета «Татьянин День», МГУ, №3, 1995 г.
3. «Православные колдуны» - кто они? «Новая книга», 1998 г.
4. Православная Москва, № 18(42), июнь 1995г.
5. Мозг. / Под ред. П. В.Симонова. М.: Мир, 1985 г. 287 с.
6. Физиология человека. / Под ред. Г. И. Косицкого. М.: Медицина, 1985 г.
7. Павлов Н. П. Лекции о работе больших полушарий головного мозга. / Полн. собр. соч.: В 5-ти т. М.; Л., 1951 г. Т.4. С.17-34, 67-122.